Преступления прошлого

Часть первая

Харви Глатман был своего рода пионером. За девять лет до того, как писатель Джон Брофи ввел термин «серийное убийство», почти за два десятилетия до того, как агент ФБР Роберт Ресслер стряхнул с него пыль и сделал термин «Серийный Убийца» общеизвестным, Глатман уже совершал преступления. У Глатмана никогда не было броского прозвища, но с тех пор он стал материалом городского мифа, квинтэссенцией пугала.

Пикник.
В 1958 году Глатман изнасиловал и убил двух женщин. Он убил их ради удовольствия. Но теперь, когда прошло уже семь месяцев с момента его последнего преступления, а полиция так и не появилась у его двери, он решил, что ему пора немного повеселиться. Сегодня вечером он собирался лишить жизни еще одну женщину.


Харви Глатман

Припарковав свой «Додж», на Пико-стрит, на пол пути от ее дома, он прошел пешком до ее двери, вспоминая свой старый образ внештатного фотографа Джо. Образ фальшивого фотографа, — это был приём, который он использовал с другими женщинами, уловка, которая так хорошо срабатывала. Собрав в уме все детали своего маскарада, он репетировал про себя, что же он скажет, когда эта Анджела Рохас откроет дверь, чтобы впустить его.
Конечно, половина битвы была уже выиграна. Он сделал это по телефону: — позвонил в агентство, в котором она работала, сказал, что хочет, чтобы модель позировала для него, и договорился провести съёмку в ее доме.

Конечно, и агентство и он прекрасно понимали, что это значит — снимать обнаженную натуру. Но до тех пор, пока у него были деньги, чтобы заплатить, и до тех пор, пока были девки, подобные этой Рохас, готовые раздеться никто не задавал вопросов.
Верительные грамоты были не нужны. Все, что имело значение, это то, что все выигрывали: цыпочки получили деньги, агентство получило свой процент, а парень, который платил бабло, уходил с эротическими фотографиями.

Как и прежде, он использовал вымышленное имя, на этот раз он представился Фрэнком Уилсоном. В конце концов, моделей, которых он выбирал, никто никогда больше не увидит живыми, и он не мог привести полицию Лос-Анджелеса к двери собственного дома.

24-летняя Рут Меркадо, которая пользовалась псевдонимом Анджела Рохас всякий раз, когда брала на себя модельное задание, выглянула в окно и увидела Фрэнка Уилсона, идущего по дорожке к ее двери.


Рут Меркадо (Анджела Рохас)

-Фу, подумала она, какой неудачник!
Она точно знал, какой «сценарий» придумает этот чувак.

-Сними одежду и выгляди сексуально! Улыбнись сейчас! Покажи мне, что у тебя есть!

Меркадо приехала из Нью-Йорка несколько месяцев назад, чтобы прославиться здесь, в Западном Голливуде, надеясь, что ее заметят и оценят, но ее мечта стать следующей Мэрилин Монро или Сандрой Ди так и не осуществилась.

Для девушек, которые считали должность официантки или кассира «черной» работой, Лос-Анджелес 1958 года мог предложить не многое.
Работая «фотомоделью», она, по крайней мере, смогла избежать рутины. Она все еще была в состоянии платить за квартиру и еду — благодаря «фотографам», которые, как и Уилсон, не могли получить настоящую женщину. До тех пор, пока они не прикасались к ней, она не была проституткой, — на этом она была тверда.
Когда она впервые взяла подобное задание, в агентстве выразились просто и лаконично:

— Просто позируйте и возьмите деньги лоха.
Раздался стук в дверь, она открыла ее и, заставив себя улыбнуться Фрэнку Уилсону, пригласила его войти.
Блин, вблизи он был уродливее, чем она думала. Большие уши, торчащие, как у Дамбо, неухоженные волосы и пара прищуренных глаз за толстыми очками в роговой оправе.

— У вас нет камеры? — спросила она.

— Эм… В машине, — пробормотал он.

— Это не хорошо, — сказала она и добавила:

— Не принесёте камеру, пока я переоденусь во что-нибудь более комфортное?

Едва успев договорить фразу, она почувствовала дуло пистолета приставленное к её подбородку.

-Где твоя спальня?- рявкнул он.

-Мы идем туда.

-Пожалуйста…нет… — захныкала она, но он прервал её ударом пистолета.

-Отвечай мне, сука!
Она, молча, указала в сторону неосвещенного узкого коридора, ведущего из ее гостиной. Он повернул ее, как марионетку, и подтолкнул.

-Иди! — приказал он, уперев ствол пистолета ей в спину.
Когда они вместе вошли в комнату, он толкнул ее на кровать.

-Раздевайся! — потребовал он.

Она повиновалась. Снимая одежду, одну вещь за другой, она смотрела, как его невзрачное лицо покрывается испариной. Его слоновьи уши покраснели. Его пухлые губы дрожали. Она всегда боялась, что подобное может случиться, но пока ей везло. Не в этот раз.

-Не делайте мне больно, мистер, пожалуйста,
-Я…- начала она снова, но он, конечно, перебил ее.

-Лифчик!

Её показалось, что у него перехватило дыхание, когда она расстегнула его; без сомнения, у него было не много женщин. Может быть, подумала она, он оставит ее в живых, если она сыграет ту роль, которую он хотел увидеть. В конце концов, он казался не более чем взрослым ребенком, разглядывающим журнал «Плейбой».
С улыбкой, делая вид, что ей нравится то, что она делает, она сбросила на пол последнее белье. Ей стоило огромных усилий не вздрагивать от отвращения, когда он её касался.

Однако она испугалась, увидев, как он полез под куртку и вытащил оттуда кусок тонкой веревки. А когда он связал её запястья вместе, дрожь, которой она пыталась сопротивляться, всплыла на поверхность.
-Не бойся, — раздался его голос позади нее. — Я просто хочу заняться с тобой любовью. Она только сжала губы и глубоко вдохнула. Она молчала, за исключением того момента, когда он снова толкнул ее на кровать и растянулся на ней. Несмотря на протесты, он добился своего.

Некоторое время он лежал рядом. Она не осмеливалась взглянуть на него, боялась, но слышала его дыхание.

-У меня есть идея, — вдруг сказал он, опершись на руку.

Она вздрогнула от резкого нарушения тишины и посмотрела на него впервые с тех пор, как ее изнасиловали. Он хихикал, как непослушный маленький мальчик, каким она его и считала.

— Пойдем на пикник.

— Я не понимаю… она покачала головой, но боялась даже подумать, что он имел в виду на самом деле.

— Уже за полночь.

— Так кто сказал, что двое людей, которые только что занимались любовью, не могут пойти на приятный романтический пикник ночью?
Он хихикнул и поднял ее за связанные запястья на ноги. Было больно, но он не обращал внимания на ее стоны.

— Я развяжу тебя, если ты пообещаешь не кричать и не убегать.

— Обещаю, — холодно ответила она.

— Хорошо, — сказал он, разматывая веревку, — тогда одевайся.

Меркадо мгновенно стала одеваться, не зная точно, что ее ждет. Пикник? Она не задавала вопросов, а только надеялась, что как бы там ни было, она сможет остаться живой.
Тем временем ее мозг лихорадочно пытался подавить панику. Время от времени, она даже подмигивала ему.
Наблюдая, как она одевается, Глатман с пистолетом в руке сидел, откинувшись на спинку стула, и размышлял.

Эти фальшивые улыбочки, попытка умаслить меня, думал он. Он знал, что ее уловка не сработает. Тем не менее, он почувствовал жалость к ней. Он не хотел убивать ее, но…ну, забудь пока об этом. Сначала нужно было сделать фотографии. Его камера была в машине, и он собирался сделать с ней то, что он и с … остальными: — отвезти ее в свое любимое место за городом и снять несколько (как он любил называть) «сувениров» на память о прошедшей ночи. Он зашел слишком далеко с этой Меркадо, чтобы просто уйти без настоящей награды.

Когда она была уже одета, он снова связал ей запястья. Направив ее к входной двери, он накинул ей на плечи пальто, чтобы скрыть веревки, удерживающих ее запястья. Одновременно он накинул свой плащ на сгиб руки, в которой держал пистолет. Она прошла перед ним и, следуя его указаниям, направилась к его машине, потрепанному черному «Доджу-Корнет», которому было несколько лет и который был так же непривлекателен, как и ее похититель.

Скользнув внутрь машины, она заметила дорогую видеокамеру «Rolleicord», лежащую на заднем сиденье, вместе с некоторыми сопутствующими принадлежностями.
-Мы будем фотографировать?- обратилась она к нему, пока он искал нужный ключ на перегруженной связке ключей. Глядя на нее, он ухмыльнулся, кивнул, включил зажигание, а затем нажал на акселератор. Драндулет с визгом выехал с Пико-стрит, повернул на юг, потом прямо туда, куда она и предполагала, — на шоссе Санта-Ана.

-У вас есть студия?- Меркадо, казалось, снова обрела дар речи. И снова он просто кивнул. Все это время он держал пистолет на коленях. Через округ Ориндж «Додж» катил до тех пор, пока не выехал на прибрежное шоссе сразу за Сан-Хуан-Капистрано.

В Оушенсайде он повернул машину на восток, а затем в пустыню. К тому времени солнце уже склонилось над горизонтом, а прогретая им песчаная поверхность отдавала невыносимый жар. Но это не беспокоило Глатмана. Он нашел место для парковки, место, которое считал отдаленным, где он мог делать то, что хотел. Место, — где Дорожный Патруль Калифорнии ему не помешает.

Он снова изнасиловал ее, затем сфотографировал ее в различных позах, требуя, чтобы она позировала более «открыточно» с каждым щелчком затвора. День клонился к закату, и он понял, что наступило неизбежное. Позже он скажет полиции, что не хотел ее убивать. На самом деле, он не хотел убивать никого из них, особенно эту Рохас, которая нравилась ему больше всего.

По крайней мере, она пыталась улыбаться, — но ничего другого она не могла. После изнасилования и похищения он не мог ее отпустить.

Рут Меркадо, должно быть, поняла, что ее надежды остаться живой рухнули. Потом она почувствовала, что он нависает над ней. Она открыла глаза и увидела, как он связывает ее лодыжки. Прежде чем она успела задать вопрос, он накинул ей на шею еще одну петлю из пеньки и перевернул ее на живот. Он встал на колени, упираясь ей в спину, одновременно связывая все концы вместе. Она не могла дышать. Пока она боролась, он дернул за веревку, чтобы удержать ее на месте. Одно окончательное движение и она перестала сопротивляться.

Раздев ее до нижнего белья, он снял еще пару фотографий. Затем он перекатил тело туда, где обильно рос мескит и где она скоро станет пищей для койотов. Упаковав фотоаппарат, треногу, веревки и одеяло. Он был доволен собой.

Что ж…ему было немного жаль её, но…что Дорис Дэй пела в той песне? – «что будет, то будет». Он ещё раз обернулся, чтобы посмотреть на мёртвое тело. Всё, что было, больше не имело для него значения.

Теперь он направлялся домой, в свою темную комнату, где она была вечно живой, застывшей на пленке.

Источник

Часть вторая

Вскоре после того, как Офелия родила своего сына Харви Мюррея Глатмана в 1927 году, она начала замечать, что с её ребёнком не всё в порядке. Ее муж Альберт, который проводил большую часть своего времени, управляя своим магазином в центре швейного района Бронкса, не сразу, но он тоже начал замечать что-то странное, по мере того как их сын взрослел.

Мать Офелия чувствовала странные колебания настроения ребенка и видела странное поведение. Альберт, приверженец дисциплины как основу для всего, использовал шлепки и назначал мягкие наказания как средство, чтобы успокоить странное поведение своего сына.

Сначала Офелия не понимала, что беспокоит ее в отношении ребенка — он просто странно себя вел; не было ничего определенного, кроме того, что он хихикал, когда не о чем было хихикать или плакал, когда плакать было не о чем. Он мало интересовался чем-либо, его концентрация внимания была нулевой, и он часто ходил в задумчивости. Когда он вырос, он избегал компании, в том числе потенциальных друзей.

Когда Харви было четыре года, Офелия случайно наткнулась на Харви в его комнате, совершавшего грубую форму садомазохизма. По словам Офелии на судебном процессе в 1958 году, Харви «завязал веревку вокруг своего пениса, зажал свободный конец в ящике, а затем откинулся, назад».

Родители решили игнорировать этот эпизод как причуду любознательного ребенка. Если и была реакция, то это было мягкое неодобрение и чтение морали, как в тот раз, когда отец поймал Харви за мастурбацией и предупредил, что мастурбация вызывает прыщи. Они понятия не имели, что происходящее с их сыном представляет собой невроз, который вырастет до опасных размеров.
«Фетиш веревки будет преследовать Глатмана на протяжении всей его жизни и в конечном итоге приведёт его в камеру смертников».

Проблемы Маленького Глатмана не выносились за пределы дома. Соседи считали его просто застенчивым и прилежным. Для школьных учителей (он начал свое обучение в 1933 году) он был хорошо воспитанным, тихим, очень хорошим учеником. На самом деле он преуспел во многих предметах.
Друзей у Харви было немного. У него была небольшая группа приятелей на игровой площадке. Он боялся девушек и в их компании становился совсем неуверенным. Девчонки и некоторые мальчики высмеивали его чрезмерно развитые уши и кривые зубы. Они называли его Бурундук или Ласка.

Он никогда не присоединялся к остальным во время внеклассных игр. Он бежал домой и играл в свою игру. И это было связано с веревкой. Харви накидывал петлю себе на шею, перекидывал свободный конец через трубу или стропила и подтягивал веревку одной рукой, одновременно мастурбируя другой. Это странное чувство вызывало у него прилив сил, не похожий ни на что другое.

Как объясняет Майкл Ньютон в своей книге «Веревка»: — сексуальная игра Харви — по-разному известная как аутоэротическая асфиксия или «гипоксифилия» — это не то же самое, что мазохизм (и включает в себя) самоиндуцированное удушение или удушение во время мастурбации. «Удушье само по себе создает возбуждение и в конечном итоге эйфорию, даже без генитальной стимуляции, из-за адреналина, вырабатываемого, когда человеческое тело реагирует на опасную для жизни ситуацию».

Как долго Харви этим занимался неизвестно. Его родители обнаружили эту дурную привычку примерно в 1938 году, когда их сыну было одиннадцать лет.
Семья недавно покинула Нью-Йорк и переехала в Денвер, штат Колорадо, чтобы сбежать от переполненной грязной урбании Бронкса. Они были довольны школьными оценками Харви и тем фактом, что он, казалось, хорошо приспособился к своей новой школе, (начальной школе Шермана), и соседям. Но однажды вечером, вернувшись домой после вечернего шопинга, они обнаружили, что шея мальчика распухла и обожжена веревкой. Харви признался в содеянном.

Эротические фотографии, спрятанные под кроватью, и мастурбация-это одно, но это их серьёзно встревожило. Однако, когда они обращались за консультацией к врачу, даже профессионал списывал эти «игры» на период взросления. Тем не менее, жизнь в доме Глатманов вернулась в нормальное русло, на самом деле Харви продолжал свои «игры», но стал более осторожным, чтобы не попасться Офелии и Альберту. Он продолжал регулярно посещать школу — в школе он был отличником — и перешел в среднюю школу в 1939 году.

Когда он был подростком, его подростковый страх перед противоположным полом не рассеялся. Подростковые прыщи так же не способствовали его уверенности. Он заикался в присутствии кого-нибудь с косичками и более высоким голосом, краснел, чувствовал себя не в своей тарелке. Тем не менее, они притягивали его. Ему очень хотелось прикоснуться к ним. И веревка, его любимый инструмент, помогала ему осуществить эту фантазию.

Став старше он приобрёл ещё одну страсть — азарт взлома и проникновения в частные дома. В большинстве из них он крал что попало, просто ради удовольствия. Одним из его самых ценных трофеев был пистолет 26-го калибра, обнаруженный в чьем-то обеденном бюро.

18 мая 1945 года всё пошло не по плану. Полиция поймала его в момент взлома окна квартиры Эльмы Хамум на Врэйн Стрит. В его карманах они нашли кусок веревки и пистолет. На допросе в тот же вечер он признался в нескольких кражах с взломом, но не упомянул о тех, которые были связаны с сексуальными нападениями.
Этот урок он не выучил.

Меньше чем через месяц, ожидая суда за кражу с взломом, он похитил Норен Лорел из ее района, связал ее и вывез из города в Саншайн-Каньон. Там он повторил свой обычный ритуал с ощупыванием жертвы (прикосновений — без изнасилования). Затем он вернул ее в Денвер ещё до рассвета.

Она направилась прямиком в полицейский участок, где по фотографиям опознала его. Харви был повторно арестован и на этот раз без залога.



Он пробыл за решеткой до суда в ноябре, и был приговорен к году в тюрьме штата Колорадо.
Ему было 17 лет.

Харви Глатман отсидел восемь месяцев из своего двенадцатимесячного срока, прежде чем был условно освобожден из тюрьмы штата Колорадо. Он вышел из ворот тюрьмы 27 июля 1946 года. Одной из первых вещей, которые сделала его мать, она привела Харви к психиатру, чтобы предотвратить дальнейшие необдуманные поступки, такие как те, которые отправили ее мальчика в кутузку.

Доктор утверждал, чтобы проблема Харви была основана на его ненормальном страхе перед противоположным полом. Решение? Харви должен был найти занятие, такое как танцы. Женское общество, со временем подавило бы этот страх. Харви внимательно слушал. Он вернулся в свой родной штат Нью-Йорк и нашел занятие, в котором участвовали женщины — правда, не то, которое имел в виду психиатр.

Возвращение в штат Нью-Йорк было желанием его матери Офелии. Она хотела, чтобы Харви покинул Денвер из-за его плохой репутации там. Она искренне верила, что он сможет начать новую жизнь в новом климате, среди новых лиц, познакомиться с дружелюбными людьми, найти работу и превратиться в новую личность. Оставив Альберта дома на несколько недель, Офелия помогла Харви устроиться в аккуратной квартирке в Йонкерсе. Она даже находилась рядом, когда он устраивался на работу в телемастерскую.

Убедившись, что Харви на пути к нормальной жизни, Офелия вернулась в Денвер. Что касается Харви, как только мама ушла, он отправился на улицу в поисках приключений.

Источник

Часть третья

Не рискуя раздобыть пистолет — обладание таким оружием отправило бы его обратно в тюрьму на долгое время, — он вместо этого купил игрушечный пистолет за пять долларов, который, по его мнению, выглядел как настоящий. Но перочинный нож, который он носил с собой, как и пеньковая верёвка, — не были игрушками.

Около полуночи 17 августа 1946 года к влюбленным Томасу Старо и Дорис Торн подошел мужчина, которого они позже описали как человека ростом чуть ниже шести футов, весом 140 фунтов, с растрепанными волосами, очками в роговой оправе и большими ушами. Незнакомец, размахивая пистолетом, приказал паре сойти с тротуара и войти в темноту под деревьями. Вытащив из брюк бумажник Старо, он связал ему ноги и уложил на лужайку. Повернувшись к Торн, он начал трогать ее грудь, направив ствол пистолета ей в живот. Харви не заметил, что парень освободился от небрежно завязанного узла и на цыпочках подошел сзади.

Старо схватил Харви, но тот вывернулся из его рук, одновременно доставая перочинный нож. Резким движением он ударил наотмашь и порезал Старо плечо. Этот порез, хотя и не смертельный, заставил того отпрянуть. Воспользовавшись моментом, Харви скрылся в темноте. Он бежал, не останавливаясь, пока не запрыгнул в поезде до Олбани.

Денвер, Йонкерс, Олбани — Харви Глатману было все равно. Место не имело значения, пока в нем были женщины. Сняв квартиру в новом городе, следующие несколько дней он прочесывал окрестности вокруг своей квартиры на Коммершиал-стрит, и готовился к новым приключениям.

К 22 августа он был готов. Его первой целью в Олбани была свободная от дежурства медсестра Флоренс Хейден. Подойдя к ней сзади из темноты Мейн-авеню, он схватил ее за ремешки сумочки и втолкнул в соседний двор. Толкнув ее, он уперся стволом пистолета ей в бок и потребовал, чтобы она молчала, пока он связывает ей руки. Но, как она сказала полиции позже,

— «я поняла, что он использовал обе руки (чтобы завязать веревку) и больше не держал пистолет. Поэтому я развернулась, сильно толкнула его и громко закричала».

Нападающий сбежал напуганный еще больше, чем она.

Ничуть не обескураженный своей последней неудачей, Харви решил снова напасть, когда следующим вечером прогуливался по Голливуд-Авеню. Какое — то время все женщины, которых он видел, были в компании с мужчинами, и ему не хотелось возиться с сильными мужчинами после инцидента в Йонкерсе.
Он увидел двух женщин идущих без сопровождения мужчин и импульсивно направился за ними. Женщин звали Эвелин Бердж и Беверли Гольдштейн. Но, как только он загнал их в угол своим игрушечным пистолетом, он потерял самообладание.
Две женщины — это уж слишком!
Бормоча что-то, он приказал им вывернуть свои бумажники. После того, как они подчинились, он снова что-то пробормотал, а затем скрылся в тени.

Его преступления до сих пор были мелочью, однако полицейское управление Олбани считало, что опасность, которую представляет неизвестный преступник гораздо выше. Его «Модус Операнди» заключался в нападении на женщин, и это очень беспокоило комиссара полиции Джеймса Кирвина. Описания, данные властям Хейден, Бердж и Гольдштейн, совпадали, поэтому в полиции знали, что во всех случаях преступник был один и тот же.

Кирвин собрал своих подчинённых и скомандовал: — «Поймайте этого клоуна»! Через два дня Харви Глатмана арестовали. Двое полицейских заметили подозреваемого, по описанию похожего на человека, который следовал за женщиной по Уэст-Авеню. Его остановили и обыскали. В его карманах нашли игрушечный пистолет, перочинный нож и моток веревки. Йонкерс настаивал, чтобы ему предъявили обвинение в нападении на Торн и Старо, но город Олбани радовался профессионализму своих «копов» и наотрез отказался.

Через четыре дня после ареста Глатман был обвинен в муниципальном суде Олбани в нападении на Фло Хейден. Несмотря на то, что другие женщины не предъявили ему никаких обвинений, городской прокурор знал, что этот Глатман, который уже отсидел срок в Колорадо, не был мелким преступником.

Харви внезапно столкнулся с тюремным сроком из категории «высшей лиги». Офелия и Альберт Глатман были ошеломлены, услышав плохие новости. Все это время они думали, что их сын исправился и все еще живёт в Йонкерсе. Офелия бросилась на восток умолять о снисхождении, но ее слезы не принесли результата. В октябре ее с Харви страхи материализовались. Судья Эрл Гэллап, подталкиваемый прокуратурой, провозгласил приговор.

Поскольку Харви еще не было 21 года, судья Гэллап рекомендовал осужденному начать свой срок в исправительной колонии Эльмира (Нью-Йорк), но, по достижении подходящего возраста он должен отбывать оставшуюся часть своего срока в тюрьме строгого режима Синг-Синг.

Заключенный номер 48337 провел в Эльмире почти два года. За это время он прошел медицинское обследование и оценку. К концу срока в Эльмире, доктор Ральф Райанкейл диагностировал Харви как «психопатического личностно-шизофренического типа», имеющего «сексуально извращенные импульсы, лежащие в основе его преступлений».
Он настоятельно рекомендовал возобновить дальнейшие исследования Харви Глатмана после его перевода в Синг-Синг.



К сожалению, никаких записей о психиатрических экспертизах Глатмана в Синг-Синге не сохранилось, кроме исследования, проведенного сразу после его перевода. Этот поверхностный отчет описывает нового заключенного как «не обязательно умственно неполноценного или психотического типа». Отчёт всё же предполагает, что — «Глатман должен быть изолирован, даже если шизофрения не кажется развитой».

Отчеты об условно-досрочном освобождении, которые хранились в течение многих лет, показывают, что Харви был образцовым заключенным, имел высокий IQ, демонстрировал способности и примерно выполнял свои тюремные обязанности и положительно реагировал на спорадические медицинские осмотры.

Социопатические сексуальные преступники учатся «играть» с системой весьма рано, иногда в детстве. После нескольких арестов и времени проведённого в тюрьме, как Харви, они точно знают, что сказать и как действовать в каждой конкретной ситуации, будь то общение с полицией, адвокатами или психологами. Несмотря на торжественные заверения в обратном, многие социопаты способны «побеждать» полиграфы, манипулировать результатами психологических тестов и заставлять терапевтов верить в то, что они «излечились».

Харви, очевидно, очень хорошо играл в эту игру. Его «хорошее поведение» было отмечено и сократило его минимальный пятилетний срок необходимый для УДО.
Всего через два года, восемь месяцев за решеткой, Харви Глатман был условно освобожден. Однако в соответствии с положениями закона он должен был вернуться на попечение своей матери, получить постоянную работу и оставаться под наблюдением суда еще четыре с половиной года.

Вернувшись домой, в Денвер, под родительскую опеку, Харви трудился на нескольких случайных работах и вообще держался подальше от неприятностей. Харви жил с родителями до тех пор, пока его отец Альберт не умер, и в это время мать и сын начали ссориться.
Он снял собственную квартиру, продолжал искать постоянную работу и регулярно встречался с сотрудником по условно-досрочному освобождению.

В сентябре 1956 года Харви Глатман получил полную свободу и сделал то, что давно хотел сделать. Оставив позади Офелию, суды и полицейские проверки он покинул город и направился на Запад. Он долго ехал по грязным шоссе, и где-то по пути он решил, что Лос-Анджелес — самое подходящее место.

Харви Глатман прибыл в Лос-Анджелес в январе 1957 года.

Первое, что он сделал, приехав в Калифорнию, возобновил свое старое хобби: — фотографию. Он преуспел в этом искусстве ещё в средней школе. Он так и не смог объяснить свое очарование фотографией — возможно, ему нравился сам факт того, что он способен запечатлеть мир в любых тонах и любым способом, каким он пожелает.

Как бы то ни было, у Глэтмана появилась новая фантазия, связанная с многочисленными фото – агентствами, предоставляющих своих моделей для съёмок в различной степени обнаженности.

Источник

Часть четвёртая

Доктор Роберт Кеппел, автор книги «Подпись Убийц», не удивился тому, что к этому времени вулкан Харви вот-вот должен был взорваться. Будучи главным следователем по уголовным делам генеральной прокуратуры штата Вашингтон, Кеппел работал и консультировал большое количество странных дел об убийствах.

Он пишет:

«…по мере того как человек живёт в своих мечтах, со временем у него развивается потребность выражать эти жестокие фантазии. Большинство серийных убийц живут со своими фантазиями в течение многих лет, прежде чем они всплывают на поверхность и воплощаются в реальность. Когда убийца, наконец, начинает действовать, какой-то аспект убийства продемонстрирует его уникальную особенность, которая повторялась в его фантазиях снова и снова».

Харви работал телемастером. Он мог позволить себе арендовать небольшую квартиру — студию на тихой Мелроуз — авеню и автомобиль, — подержанный черный Dodge Cornet 1951 года. Он также нашел деньги, чтобы купить дорогую камеру Rolleicord, в комплекте с зум-объективом Schneider Xenar и штативом. При надлежащем оборудовании все, что ему сейчас было нужно, — это псевдоним. Это должно было быть что-то резкое, — имя достойное настоящего фотографа, как у тех, кто делал эти дерзкие снимки в его любимых криминальных журналах.

Тщательно обдумывая варианты, словно это было самым важным решением в жизни, он, наконец, придумал себе псевдоним Джонни Гленн.
Звучало дерзко. Звучало учтиво. Звучало убедительно.

Месяцами он околачивался в студиях моделей, отдаваясь своему либидо, пораженный и возбужденный тем, «как легко эти бабы раздеваются догола за двадцать баксов в час». Но этого было недостаточно. Он должен был прикоснуться…чтобы…

Его первой жертвой стала Джудит Энн Дулл, 19-летняя разведенная куколка с широко раскрытыми глазами, бравшая любую работу, которое она могла получить, чтобы заплатить адвокату и продолжить битву за опеку над ребенком со своим бывшим.


Джудит Энн Дулл

Получив ее номер телефона через агентство (в пятидесятые годы агентства обычно сообщали личные номера), Харви позвонил утром 1 августа 1957 года и объяснил, что видел ее раньше и хотел бы, чтобы она позировала для популярного журнала «True Crime». Это была отличная возможность, подчеркнул он.
Ее профессия требовала осторожности, но звонивший не вызвал у неё беспокойства, наоборот, они мило поговорили, а то, что он согласился снимать в ее собственной квартире, было для неё вполне подходящим вариантом.

Она согласилась позировать ему в два часа дня. — Надень узкую юбку и свитер, — сказал он, прежде чем повесить трубку. Придя в ее квартиру на Суитцер-Авеню рано утром, он спросил, не согласится ли она позировать в его студии, где освещение было лучше.

Оглядев лопоухого очкастого слабака, она отбросила всякую осторожность и последовала за ним к машине. Он отвез ее в свою «студию», точнее, в свою собственную квартиру. Оказавшись внутри, он объяснил, что поскольку фотографии в журнале будут сопровождать рассказ о рабстве, ему придется связать ее.

Если у нее и были какие-то сомнения, то мысль о 20 долларах в час была выше этого. Она согласилась, протянула вперед запястья, и когда он связал их, откинулась на спинку кресла.
Когда она была полностью связана и с кляпом во рту, он вытащил из кармана автоматический Браунинг 32 калибра.

«В 1957 году в Калифорнии при покупки огнестрельного оружия не было периода ожидания — никаких проверок прошлого, никаких лицензий. Вам даже не нужно было показывать удостоверение личности. Это был обычный кассовый бизнес»

Размахивая оружием, он развязал ей руки и приказал раздеться. Он фотографировал её в разных позах как связанной, так и свободной, командуя как режиссёр: — испугайся! Пугайся, но будьте соблазнительной! Подними ногу! Брось ремешок!
Позы менялись и становились все более откровенными, — более выразительными, всё как хотел Харви.

В главе, посвященной Глатману в книге «Подпись убийц», Роберт Кеппел объясняет, почему фотографии Харви были его «личной подписью». Кеппел говорит:

— «Его фотографии были больше, чем сувениры, потому что, по мнению Глатмана, они на самом деле несли в себе силу его потребности в рабстве и контроле. Они показывали женщин в разных позах: — сидя или лежа, руки всегда связаны за спиной, на лицах невинные взгляды, но глаза широко раскрыты от ужаса, потому что они догадывались, что должно произойти».

Когда снимки были сделаны, он добился своего.

— «Повинуйся», — приказал он, — «или умри».
Хныча от собственной глупости, девушка повиновалась. Пока внешний мир тускнел за окнами Харви, Джонни Гленн изнасиловал Джуди несколько раз, связывая ее в конце каждого раза. Расслабившись, он усадил ее рядом с собой и уткнулся носом в диван, пока смотрел свои любимые телевизионные комедии.

Еще несколько шоу, пообещал он, и он отвезет ее домой. Но на самом деле Харви собирался отвезти её в уединённое место в пустыне, которое он обнаружил однажды во время путешествия неподалеку от Индио, подальше от копов, которые могли бы отправить его обратно за решетку навсегда.

На самом деле, повторял он себе снова и снова, он не хотел никого убивать, но что еще ему оставалось делать?

В 22:30 Харви объявил, что отпустит ее, но ему придется высадить ее за городом, чтобы она сама нашла дорогу домой. Она, вероятно, рассудила, что ему нужно время, чтобы сбежать, и не стала спорить. Снова связав ей запястья, он отвел ее к своей машине.

Держа в одной руке пистолет, другой рукой он направлял машину вниз по автостраде, на юг к Сан-Бернардино, на восток к Мишн-Роуд, на открытую равнину округа Риверсайд, освещенную только звездами.
Он продолжал ехать, еще много миль, и не останавливался, пока не миновал Бэннинг и Палм-Спрингс. Он остановил машину в глуши, в сотне миль от Лос-Анджелеса.

Вытащив ее из машины, он повел себя так, словно собирался ее развязать. Она вздохнула. Затем одним движением он заарканил ее шею, уложил на живот и задушил. Затем он сделал ещё несколько фотографий безжизненного тела.

Доктор Кеппел о посмертных фотографиях:

«Они были еще более ужасающими для полиции (чем прижизненные), потому что они раскрыли истинную природу Глатмана. Они показывали, как убийца позиционировал своих жертв. Психологическая порочность, которую демонстрировали эти фотографии, была глубоко отвратительной. То, что человек мог так раскрывать глубины своей слабости и чувства ничтожности с помощью фотографий, было чем-то, чего исследователи раньше не видели».

Семь месяцев спустя Харви встретил жертву номер два.

Источник

Часть пятая

Ширли Энн Бриджфорд, 24 года, недавно развелась и имела двух сыновей. Ширли присоединилась к популярному «Клубу Одиноких Сердец Пэтти Салливан» в Лос-Анджелесе, надеясь встретить своего мужчину.


Ширли Энн Бриджфорд

Ей не нужен был принц на белом коне, главное чтоб он не был похож на её первого мужа. Она не была особо придирчивой, поэтому, когда коллега Джордж Уильямс пригласил ее на свидание 7 марта 1958 года, она согласилась.

Откровенно говоря, Уильямс не заставлял ее сердце трепетать — его уши были такими большими, и в нем было что — то…. «мышиное», но она решила, что пойти на свидание это куда лучше, чем сидеть дома в субботу вечером. Он обещал пригласить ее на танцы, по крайней мере, это будет вечер в городе и бесплатный ужин.

Харви (Джордж Уильямс), появился в назначенное время, в 19: 45, в ее доме на Таксфорд-стрит, Сан-Вэлли. Несколько смущённый толпой встречающих, он сохранял хладнокровие и разыгрывал из себя перспективного бойфренда, приветствуя каждого на пути к двери. Сев в машину, он спросил Ширли, не будет ли она против, если они вместо танцев прокатятся за город, может быть, перекусят по дороге.

— Конечно, — ответила она, — это звучит очень мило. Выехав из Сан-Вэлли на юг, они остановились пообедать в Оушенсайде. После этого они вернулись в машину, и продолжил движение на юг.

«Если верить его более поздним заявлениям, в тот момент он еще не решил, хотел ли он изнасиловать и убить Ширли Бриджфорд или нет». Харви утверждал, что он — «продолжал думать о ее двух детях», убеждая себя, что Ширли – «другой тип», не такая как Джуди Дулл. Она не раздевалась и не показывала свое тело незнакомцам. Ширли была милой девушкой. Но…Само ее присутствие в машине и запах ее духов возбуждали Глатмана…Харви был уверен, что его найдут, если он не доведет дело до конца.

Наконец машина въехала в предгорья Вальесито рядом с государственным парком Анза. Харви вел машину на холостом ходу, позволив ей скатиться с грунтовой дороги и проехать несколько футов по пыльному песчаному грунту. Бриджфорд вопросительно посмотрел на него. Ствол пистолета 32-го калибра упёрся ей в грудь.

— Раздевайся! — Приказал Харви.
Она умоляла не делать этого, но он настаивал. Потом последовали унижения и изнасилование, после чего он заставил ее пойти в пустыню, где сказал, что пришло время фотографироваться. Каждая её мольба встречала отказ.
Он фотографировал ее одетой и обнаженной, этот ритуал был упорядочен и уже отрепетирован.
Харви заставил ее ждать, пока взойдет солнце, чтобы он мог сделать несколько фотографий при дневном свете. Когда он решил, что фотографий достаточно, он задушил ее. Однако прежде чем оставить труп в пыли, он сделал то же, что и с Джуди Дулл: — он сделал несколько посмертных фотографий в различных позах. Затем, когда темно-бордовое солнце поднялось над горами позади него, Харви отправился домой в свою фотолабораторию.

Четыре месяца спустя он встретился с Рут Меркадо (Анжела Рохас) и повторил убийственный сценарий, к тому времени усовершенствованный. Он бросил ее тело недалеко от того, что осталось от Ширли Бриджфорд.
Тем временем родственники, друзья и домовладельцы трех девушек задавали вопросы полиции:
— «Куда они делись и почему вы не можете их найти»?

Арест.

Харви до сих пор справлялся с женщинами с помощью пистолета и веревки, особенно веревки, — символа его сексуальной власти. Теперь он был уверен, что он сможет делать это вечно.

Летом 1958 года Глатман нашел студию «Диана», одно из самых дорогих, но пользующихся лучшей репутацией у модельных агентств на Бульваре Сансет. Их модели часто выбирались легальными фотографами для журнальных объявлений и телевизионных рекламных роликов.

Диана, — владелица студии, часто позировала сама. Конечно, студия привлекала и таких, как Харви Глатман, готовых заплатить до 30 долларов за час стриптиза.
Харви пришел на студию ближе к вечеру 27 октября. На самом деле ему нужна была сама Диана, но хозяйка, которая знала посетителя как Фрэнка Джонсона, была, мягко говоря, не в восторге от его нечесаных волос и отвратительного запаха тела.

Притворяясь, что слишком занята, чтобы принять его, она, тем не менее, предложила к его услугам студийное пространство и одну из своих моделей, если девушка согласится.
«Фрэнк» был в игре, поэтому Диана позвонила девушке, которая, по сути, только на прошлой неделе подписала контракт. Лоррейн Виджил, жаждущая своего первого модельного дебюта, согласилась.


Лоррейн Виджил

Диана позвонила Лоррейн и обо всем договорилась: — Харви заедет за ней в восемь. Однако после того как неугодный клиент ушел, Диана задумалась. Она перезвонила Лоррейн, чтобы предупредить ее:

— Будь осторожна с этим неудачником. — Он не профессионал и довольно жуткий, — ты понимаешь, что я имею в виду?

Виджил пообещала, что будет осторожна, и поблагодарила за совет и предупреждение.

Когда вечером Виджил садилась в Додж Глатмана, слова предупреждения Дианы всё ещё звенели у неё в ушах. Она следила за каждым его движением. Харви направился к шоссе Санта-Ана.

— Студия не в этой стороне, — сказала Лорейн.

О…разве я тебе не говорил? Меня опередил другой клиент. Вместо этого мы едем в мою частную студию.
Нет, подумала про себя Лоррейн. Сигнал тревоги начал вибрировать у нее в голове.
— Ты уверен? — Клянусь Богом, — хихикнул он.
Лоррейн впервые полностью разглядела его лицо. Его ухмылка была неприятной. Она молчала, не желая поднимать шум. Это была ее первая работа в студии Дианы, и она не хотела сразу же получить плохие отзывы.


Харви Глатман

Пока «Додж» с грохотом мчался по автостраде, казалось, ускоряясь с каждым километром, она набралась смелости спросить Харви, — где находится его студия.

Еще немного, — сказал он. — «Анахайм».
Про себя она отметила, что повороты на Анахайм проносились мимо.

— Разве мы не пропустили поворот?

— Забудь об этом!- прорычал он.

Большую часть времени он сидел с закрытым ртом, глядя прямо перед собой сквозь мерцающее ветровое стекло. Огни автострады, испещренные тенями, превратили его лицо в жуткую гримасу. Сидевшая рядом с ним Лоррейн перевела взгляд на его ногу, которая давила на педаль газа. В голове у неё звенели слова Дианы: — «будь осторожна с этим неудачником…жуткий…жуткий… жуткий…».

Послушайте, я имею право знать… — начала было Виджил, но Харви тут же со стоном перебил ее. — Заткнись!

— Слушай, ты, — запротестовала она.
— Тебе лучше сказать мне, куда мы едем, или …

В ярости он пустил машину в опасный поворот, пересекая две полосы.
Виджил ударилась о дверь. Когда она снова попыталась ровно сесть, ее взгляд упал на дорожный указатель: «Тастин-Ранч-Роуд». Машина, притормозив после спонтанного поворота, остановилась на обочине чуть ниже съезда с трассы.

— Ты пытаешься убить нас? — закричала женщина.

— Вытяни руки, — сказал он.

— Что?

— Я сказал, протяни руки. Ты действуешь мне на нервы. Я собираюсь связать тебя и заткнуть рот!

Чтобы подчеркнуть серьезность своего приказа, он выхватил пистолет. Лоррейн отшатнулась. Но когда ее пальцы вцепились в дверную ручку, он схватил ее. Притянув ее к себе, он стал отчаянно пытаться связать её руки верёвкой, появившейся, казалось, из ниоткуда.
Она оказывала сопротивление, и он этого не ожидал. Другие не сопротивлялись, почему она борется?

— Стой спокойно! — он изо всех сил старался удержать ее подальше от двери машины. Оказавшись снаружи, она сможет остановить проезжающие мимо автомобили…И затем…
Она продолжала бороться, пока руки обоих не обхватили ствол пистолета. Раздался выстрел, и пуля прошла сквозь край юбки Лоррейн, задев ее бедро.

Звук выстрела на секунду ошеломил Харви, который тут же выпустил ее. Быстро сообразив, она ударила ногой по дверной ручке и, когда дверь распахнулась, Лоррейн вывалилась наружу. Упав на гравий, она почувствовала его руки на своём свитере. Глатман пытался затащить ее обратно внутрь.
В этот момент ночь озарилась ослепительным белым светом, — его излучал свет фар полицейского седана. Лоррейн подбежала к нему и тут же поняла, что она все еще держит пистолет нападавшего. Она уронила его перед двумя полицейскими, выходящими из машины, и, рыдая, упала к их ногам.

Что касается Харви Глатмана, то он съежился возле своей машины, хныча и бормоча что-то о том, что это не его вина. Дорожный патрульный Том Маллиган позже свидетельствовал:

— «У него был безумный взгляд. Я никогда не забуду тот дикий взгляд, который был в его глазах».

Источник

Часть шестая

Расскажи нам, сучонок, что ты знаешь о других девушках!
Харви, измученный многочасовым допросом, снова попытался положить голову на стол, но один из детективов снова дернул его за воротник.

Не закрывай глаза, пока не заговоришь, Харви!
Вокруг него стояли четыре человека в штатском, хмурые, решительные, давящие на него, — все они представляли различные сектора местных правоохранительных органов. Они собрались в тюрьме округа Ориндж в Санта-Ане, чтобы загнать крысу в угол. Сержанты Пирс Брукс и Элмер Джексон из полиции Лос-Анджелеса искали информацию о Рут Меркадо и Ширли Бриджфорд. Капитан Джим Брэдфорд и детектив Джон Лоутон из офиса шерифа настаивали, что он знает, что случилось с Джудит Энн Дулл.
-Ты подходишь под описание того подонка, который увез Бриджфорд, — напомнил ему Брукс.

— Какого черта ты с ней сделал, где она?

— Скажи нам, где Джуди Дулл, Харви, — настаивал Брэдфорд.
— Ты убил ее, ты знаешь, что убил.

— Расскажи нам о веревке, которую мы нашли в твоей машине, и о ноже в твоем кармане, и о пистолете, который ты направлял на Мисс Виджил сегодня вечером!
Лоутон стукнул кулаком по столу.

— Остальных ты задушил этой веревкой, заколол их или застрелил?

— У тебя имеется послужной список и в Колорадо, и в Нью-Йорке, Харви, — выпалил Брэдфорд.

— Все эпизоды касаются преследования женщин. Тебе нравится приставать к женщинам, не так ли, Харви?

— Отвечай, сукин сын, мы же знаем, что это сделал ты! — Крикнул Джексон.

— Мы знаем, что это ты… Очки, помятые волосы, помятая одежда, и даже фотоаппарат в твоём автомобиле!
-Да, фотоаппарат! — Эхом отозвался Брукс.

— Парень, который убил Меркадо, был фотографом — ты фотограф, Харви? Так вот как ты заманил всех этих девушек? Сначала ты щёлкал своей камерой, а потом тридцать вторым калибром.

— Нет, нет, нет, Харви покачал головой.
Белые огни, яркий свет, непрерывный, бесконечный яркий свет, направленный в его лицо, сначала эта полицейская машина, теперь направленные на него лампы. У него от этого болела голова. В висках пульсировала боль. Во рту пересохло. Стук кулаков и крики:
— Скажи нам, Харви, где девушки?
— Где ты убил девушек, Харви??
— Как ты убил девушек, Харви???
— Когда ты убил девушек, Харви????»

— ЛАДНО, Я УБИЛ ИХ, УБИЛ ВСЕХ! — Он рухнул на стол, всхлипывая.

— Вы же знаете, что я убил их, и вы не могли бы узнать об этом, пока не нашли ящик с инструментами.

— Ящик с инструментами?- вопросительно повторил Брукс.
— Тот, что в моем доме с фотографиями… мертвые девушки… вот где я их спрятал… фотографии… в моем ящике с инструментами.

Вы понимаете, что я имею в виду, вы просто играете со мной.
Брукс и остальные обменялись одобрительными взглядами и все поняли. Теперь они делали вид, что знают о ящике с инструментами, где, очевидно, лежали улики, чтобы заставить Харви официально признаться в убийстве.

Тем временем в квартиру Глатмана была направлена полиция с приказом найти проклятый ящик. Позже тем же вечером заключенный признался в содеянном. Его показания не были такими шокирующими, как те чёрно-белые фотоснимки. Это было материальное свидетельство, изображающее детальную методологию убийств совершённых Глатманом. Они раскрывали всю психологическую уродливость этих преступлений.

«Сначала он фотографировал каждую жертву с выражением невинности на лице, как будто она действительно наслаждалась процессом съемки. Следующая серия представляла собой садистский взгляд на сексуально запуганную жертву, демонстрировавшую надвигающийся ужас медленной и мучительной смерти. Последний кадр изображал посмертное положение жертвы, — сцены, созданные самим Глатманом после убийства. Это были центральные фазы «подписи» Глатмана. Его единственным мотивом с самого начала были пытки и убийство, — стремление наказать своих жертв, как при жизни, так и после смерти».

Поскольку Харви был пионером в области серийных убийств, сержант Пирс Брукс из полиции Лос-Анджелеса был пионером в этой области в схоластическом ключе, заложив фундамент того, что ляжет в основе изучения серийных убийц.

Известный исследователь предмета, доктор Роберт Д. Кеппел, который в своей книге «Подпись Убийц» называет сержанта своим наставником, хвалит работу, проделанную полицией Лос-Анджелеса. Кеппел был заинтригованный тем, что Брукс увидел в Глатмане, а именно он был «одним из первых людей, которые говорили о ловле серийных убийц, изучая их поведение на местах преступлений».

Проще говоря, Брукс был первым сотрудником правоохранительных органов, который обратил внимание на то, как некоторые убийцы оставляли повторяющуюся «подпись» или «визитную карточку» на местах своих преступлений.
Его документация была тем, что со временем стало программой «VICAP» ФБР, которая отслеживает тонкие особенности, оставленные такими убийцами.

Тогда Харви Глатман был единственным, кто занимал головы Брукса и его коллег. В ночь ареста и после того, как он признался в убийстве Дулл, Бриджфорд и Меркадо, на Харви надели наручники и под вооруженной охраной поспешно перевезли в здание окружного суда Сан-Диего.



Но, он не был немедленно заключен в тюрьму. Детективы хотели, чтобы он первым делом привел их туда, где находились тела. Без останков его жертв любой грамотный защитник мог бы изобразить Харви сумасшедшим, пытающимся попасть в заголовки газет. Найти то, что осталось от трех женщин, было необходимостью, без которой окружной прокурор не мог начать строить полноценное обвинение.

Харви сидел между двумя детективами в одной машине, несколько полицейских находились в другой. Он направил детективов по знакомому для него маршруту из Лос-Анджелеса по автостраде Сан-Диего до Эскондидо, затем на восток по шоссе 78 до пустыни и предгорий Сан-Вальесито.

Источник

Часть седьмая

Глатман показал им место, где изнасиловал и убил Ширли Бриджфорд. Коричневые пиджак и разбросанные кости, залитые лунным светом, не оставляли сомнений, — он не лжет. Большая часть скелета была обглодана или унесена животными, но там было достаточно улик, чтобы криминалисты смогли опознать Мисс Бриджфорд.



Оставив патрульного на месте преступления, процессия двинулась дальше по Валлесито — Роуд, пока Харви не сказал им остановиться. Прочесывая местность, на которую указывал Харви, поисковики наткнулись на почти нетронутый скелет.



— Анджела Рохас, — произнес Харви, — имя, под которым он её знал. Но детективы знали, что на самом деле это Рут Меркадо. К этому времени уже рассвело. Приняв меры, чтобы обезопасить это место, детективы вернули Харви в город.

Когда на следующий день убийца привел их на то место, где он убил Джудит Энн Дулл, там, как ни странно, почти ничего не нашли. Там были только клочья одежды. Но, затем следователи узнали, что много месяцев назад скелет неизвестной женщины был найден в этом месте туристами.



Судебно-медицинские эксперты-одонтологи теперь смогли повторно осмотреть кости, все еще находящиеся в архиве, а также изучить скелетные останки двух других жертв и сделать положительную идентификацию.

В понедельник, 3 ноября, Харви Глатман был официально обвинен в округе Сан-Диего. Здесь должен был состояться суд над ним, несмотря на то, что три других округа очень хотели заполучить его:

— Округ Ориндж за нападение на Мисс Виджил, которое произошло в пределах его юрисдикции.

— Округ Риверсайд, где была убита Мисс Дулл.

— И округ Лос-Анджелес, утверждающий (по праву), что все жертвы были похищены там.

Как только прозвучало обвинение, Келлер собрал оперативную группу, чтобы убедиться, что справедливость действительно восторжествовала. (Маньяк уже требовал, чтобы его избавили от страданий.)

Команда состояла из Келлера и членов окружной прокуратуры округа Сан-Диего, а также представителей других округов и города Лос-Анджелес. В число последних входил детектив по расследованию убийств (полиция Лос-Анджелеса) Пирс Брукс. Следователям нужна была история каждого преступления, записанная на пленку самим Харви Глатманом: — как он убил девушек и почему он это сделал.

Процедуру записи показаний на плёнку производили Лейтенант Том Исбелл и сержант Роберт Мейджорс в здании офиса шерифа. Объяснив необходимость записи, они включили аппарат.

— Харви, прежде чем вы сделаете какое-либо заявление, которое будет записано на эту пленку, я хотел бы, чтобы вы знали: все, что вы говорите, записывается…и все то, что вы здесь скажете, может быть использовано против вас в вашем обвинении в убийстве.

— Вы это понимаете?
Харви кивнул.

— Да, сэр.

Склонившись над микрофоном, он заговорил.
В течение следующих четырех часов Харви обращался к каждому убийству по очереди, рассказывая историю, подобную которой двое мужчин находившиеся в комнате вместе с ним никогда не слышали и, возможно, назвали бы нелепой, если бы увидели ее в кино.

Он назвал даты, адреса и озвучил детали преступлений в кровавых тонах. Он рассказал, как идея убийства зародилась в его сознании. Все основывалось на сексуальном стремлении контролировать. Когда Харви заговорил, в его голосе не было ни драматизма, ни злорадства, ни даже сожаления. Его речь была монотонной, даже когда в ней звучали ужасные подробности убийства. Возможно, его отношение, как считали детективы, было выражением облегчения. С момента ареста заключенный умолял их о смерти. Может быть, он решил, что это его последнее свидетельство перед могилой, единственный способ получить то, что он хотел.

Источник

Часть восьмая

Был только один человек, который жалел человека, которого газеты называли «убийцей одиноких сердец». Это была его мать, Офелия. В возрасте 69 лет пожилая дама отважилась посетить Калифорнию, чтобы навестить своего сына. Получив разрешение увидеться с ним 12 ноября, она вскоре вышла из его камеры опечаленная, вытирая щеки.

Окруженная прессой, она невольно дала газетам, вероятно, самое точное на сегодняшний день наблюдение о Харви Глатмане: «он не порочный человек — он болен».

Журналисты ухватились за такое видение дела. Это вселило надежду в адвоката Уилларда Уиттингхилла, которому было поручено представлять интересы Харви. Его стратегия по избавлению Харви от камеры смертников основывалась на безумии его клиента. Это означало, что обвиняемый должен будет пройти психиатрическую экспертизу у окружного психиатра К. Э. Ленгиела.

Отношение Харви к экспертизе было негативным — он хотел умереть, но Уиттингхилл убедил его выдержать испытание. Зря. Сомнения во вменяемости Глатмана, рухнули после объявления диагноза Ленгиела.

В резюме к отчету, который доктор подал в пятницу, 12 декабря, сказано:

«У этого человека нет никаких признаков психоза. Он знает, что правильно, а что нет, понимает природу и качество своих поступков, и он может не делать ничего плохого, если пожелает».

Тем временем Дон Келлер готовился к предстоящему заседанию большого жюри присяжных в Сан-Диего. Он собрал множество свидетелей для дачи показаний против Харви по двум эпизодам убийства в округе Сан-Диего, Рут Меркадо и Ширли Бриджфорд.

Больше всего доверия вызывали показания родственников Мисс Бриджфорд, собравшихся у нее в доме в тот вечер, когда Харви приехал за своей спутницей. Они засвидетельствовали, как она ушла с ним тем вечером, здоровая молодая девушка и любящая мать двоих детей, — и больше ее никогда не видели живой.
Большое жюри присяжных вернуло два обвинения в убийстве первой степени.

Последний день Харви Глатмана в суде начался рано в понедельник, 15 декабря 1958 года.

«Само по себе разбирательство не было судебным процессом. Глатман уже подал заявление о признании вины…но закон Калифорнии требует отдельного этапа разбирательства в таких случаях до вынесения приговора. Проще говоря, речь идет об избрании наказания, — смерти или пожизненном заключении».

Председательствовал Уильям Т. Лоу, сторонник законности. Свидетелями обвинения были некоторые лица из предыдущих слушаний большого жюри, но также и много новых, чиновников и непрофессионалов, включая Лоррейн Виджил, единственную выжившую после нападения Глатмана.

Полицейские рассказали о найденных ими останках женщин, брошенных в пустыне. Они рассказали, как поймали Харви, когда он пытался затащить Виджил в машину, чтобы сделать ее жертвой номер четыре, и описали природу фотографий, найденных в ящике инструментов Харви.

В качестве кульминации обвинение озвучило записанное на пленку признание Харви Глатмана, от которого у всего собрания побежали мурашки. Несколько женщин перекрестились и заплакали. Люди смотрели в пустоту и пытались представить часть того ада, который нарисовал Харви.

Когда заседание закончилось, судья Лоу спросил защитника Уиттингхилла, не хочет ли он что-нибудь добавить. Уиттингхилл ответил, почти неслышно, — «нет, Ваша честь».
Кивнув, председатель откинулся на спинку стула. С недоверчивым видом он повернулся к обвиняемому.

Лоу сказал:

«я сидел здесь и слушал эти записи, то, как были убиты эти женщины…Я никогда не слышал ничего подобного и надеюсь, что никогда больше не услышу ничего подобного. Мучения, страдания, которые должны были испытывать эти женщины, ночью в пустыне…это, должно быть, ужасно».

Он откашлялся и продолжил:

«На этот раз я, признав подсудимого виновным в убийстве первой степени, назначаю ему смертную казнь. Я думаю, что это единственное правильное решение, которое должно быть вынесено в этом конкретном случае…
Мистер Глатман… Да помилует Господь вашу душу».

Глатман был переведен в камеру смертников тюрьмы Сен-Квентин как заключенный номер А-50239. Место, отведенное ему в камере отдельно от остальных заключенных, в последующие годы разделят Чарльз Мэнсон и Ричард «The Night Stalker» Рамирес.

Его казнь была назначена на 18 сентября 1959 года, когда он был доставлен в печально известную «зеленую комнату» Сен-Квентина, чтобы вдохнуть пары яда (синильная кислота).

Процедура, начавшаяся в 10 часов утра, заняла всего двенадцать минут.
К 10:12 утра 18 сентября 1959 года Харви Мюрей Глатман скончался.

Источник